Испанская чёрная легенда

Интересное
Политика
Сборник гитариста

---

Что-то интересное

Клещи

Боширов и Петров - Частушки

Виноделие в древности

Средневековая Африка

Берег смерти - Америка и Китай едва не устроили ядерную войну

Все интересное

---

Что-то политическое

Пообщавшись с "мepтвецом"

Но лично я буду голосовать

Чернигов за Порошенко

Видео, что сломало праздник упоротым ведущим

Парад в Киеве не обошелся без Томоса

Все о политике

Maple4 Site Creator\Статьи\

О негативном восприятии Испании в 15-16 веках и причинах этого. Ну по мне причина простая - испанцы первыми себе нахапали колоний по всему миру, и когда после них французы, англичане, голландцы и немцы стали закладывать свои колонии, то самые лакомые места на шарике были уже заняты испанцами. Поэтому срочно пришлось испанцев демонизировать, дабы оправдать своё желание забрать себе их колонии.

Испанская инквизиция даже в глазах самих католиков является одним из самых серьезных грехов в истории Церкви. Несколько лет назад британский телеканал ВВС представил материалы об историческом фоне и событиях того периода, тем самым разоблачая преувеличения и ложь распространенной еще сегодня в рамках пропаганды «черной легенды». 

В 45—минутной программе апологетике под названием Catholic Answers блоггер Джон Соренсен (Jon Sorensen) освятил основные моменты:

— «черная легенда» возникла в 16 веке как антииспанская пропаганда. Своим успехом она обязана, прежде всего, появлением печатной прессы. Инквизиция относится к одной из важнейших тем «легенды».

— инквизиторы не были фанатичными священниками, какими их часто представляют. На самом деле, многие из них были не священниками, а знатоками права, которые получали хорошее образование в испанской школе права.

— испанская инквизиция редко применяла пытки. Суды других европейских государств применяли их чаще, чем инквизиция Испании.

— документация опровергает факты жестоких методов, применяемых во время пыток и ужасного состояния тюрем. Согласно опубликованным материалам, тюрьмы инквизиции были самыми лучшими в Испании.

— подсудимые, дела которых разбирали светские суды, специально выкрикивали богохульства для того, чтобы их переместили в тюрьмы инквизиции, и чтобы таким образом избежать действительно жестокого обращения в гражданских тюрьмах.

— преследование ведьм считалось феноменом, которым была охвачена вся Европа. Светские суды не знали в этом деле жалости. Многие обвиненные заканчивали на костре. Инквизиция же напротив не признавала упреки против колдовства. Никто не мог быть осужден судом инквизиции за колдовство и сожжен.

— в сельских районах инквизиция была практически бессильна.

— на протяжении всего 16 века судом испанской инквизиции было казнено всего около 50 человек. По утверждениям же «черной легенды», сотни тысяч человек якобы были осуждены на смертную казнь.

— за 350 лет существования инквизиции было казнено от 3 тыс. до 5 тыс. человек по всей Европе, т.е. 14 человек в года со всего континента.

В ходе оживленных дискуссий, развернувшихся в последние годы с новой силой вокруг ла­тиноамериканской культуры, особо отмечалось исконное индоамерикан­ское и африканское наследие и наря­ду с этим указывалось на те разли­чия — или, как некоторые предпочи­тают это формулировать, на то сходство, — которые характеризуют взаимоотношение Латинской Амери­ки с Западом.

Но существует и другое наследие, которое можно назвать «промежуточ­ным», не местное и, строго говоря, не «западное»: иберийское наследие.

Действительно, многое в латино­американской культуре привнесено из Испании. И хотя это испанское влияние нельзя слишком уж преуве­личивать, его нельзя и преумень­шать, а то и вовсе не принимать во внимание.

Латиноамериканцы получили от Испании гораздо больше, нежели про­сто язык, но язык отражает своеоб­разную форму, с помощью которой передавалось иберийское наследие.

Испанский историк Рамон Менендес Пидаль, подчеркивая единство испанского языка, сказал: «Сущест­вуют, можно сказать, две разновид­ности культурного испанского языка, так же как и английского: американ­ский и английский варианты, отли­чающиеся один от другого главным образом особенностями произноше­ния».

Особенно богатые формы приняло искусство и архитектура Латинской Америки в конце XVII и в XVIII веке (см. также на следующей стр.) в результате традиций иберийской и местных культур. Слева: образец искусства «колониального» стиля – портрет вице-короля Новой Испании (Мексики), выполненный в конце XVIII века в стиле рококо. Не меньший интерес представляет церковь Ору-Прету (внизу) в бразильской провинции Минас-Жерайс. Здешние церкви славятся своей необычной пышностью (гирлянды, волюты и т.д.) и выразительностью скульптур.

Фото – Герберт-Стивенс. Изд-во Арто, Париж.

Это очевидное фонетическое различие можно рассматривать как бо­гатство языка, и, к счастью, оно не угрожает единству нашего языка, ибо «народы, вышедшие из бывшей Испанской империи, сегодня обща­ются друг с другом в гораздо боль­шей степени, чем во времена, когда они принадлежали к единому госу­дарству». Единство испанского языка таким образом удалось сохранить, а сам язык стал богаче благодаря вкладу различных регионов, в кото­рых говорят на испанском.

В других отношениях ситуация намного сложнее. Мы, испаноамериканцы, любим говорить, что мы по­томки не тех, кто остался в Испании, а тех, кто приехал в Америку и чьи дети становились уже не испанцами, а сначала креолами, и затем, смешав­шись с другими этническими группа­ми, — латиноамериканцами.

Испанская Америка начала поры­вать свои узы с разгромленной, при­шедшей в упадок Испанской империей более полутора столетий назад. Испании предстояло потерять свое последнее американское владение, Кубу, в 1898 году. Испанская Амери­ка тем временем пыталась опреде­лить свою собственную самобытность, строго различая старый и новый континенты. Это была сложная задача: определить, что отличало Испанскую Америку от метрополии, но оказалось еще труднее найти истинно латиноамериканские пути развития. В результате многие попа­лись в сети других хищных сил, буд­то, как заметил кубинский писатель Хосе Марти (1853—1895), смена хозяев была равнозначна освобождению.

Пышность барокко

Для латиноамериканского искусства и архитектуры характерно преобладание черт стиля барокко. Как отмечает кубинский писатель Алехо Карпентьер, «наше искусство всегда было барочным — от величественных скульптур доколумбово! эпохи и рисунков в майянских и ацтекских манускриптах до лучших романов современных авторов, не говоря уже о соборах и монастырях колониального периода». Барочный стиль наиболее наглядно проявляется в произведениях так называемого «колониального искусства», которое хотя и отмечено сильным влиянием Испании и Португалии, но в то же время обладает чисто латиноамериканской пышностью и красочностью. На этом развороте приведены несколько образцов богатства и разнообразия этого искусства. 1) Изображение фигуры пророка из церкви Бон-Жезус-ди-Матозиньюс в Конгоньяе-ду-Кампу (Бразилия) — работа замечательного бразильского скульптора XVIII века Алейжадинью; 2) епископский дворец в Лиме (Перу), одна из жемчужин «колониальной» архитектуры; 3) деталь интерьера церкви в бразильском городе Байя (подобная пышность орнаментальных мотивов — характерная особенность многих сооружений Латинской Америки); 4) портрет принцессы инков с букетом священных цветов в руке (XVII век); 5) свод церкви в Сантьяго-де-Помата (Перу), на котором художник-индеец изобразил орнаментальные мотивы в андалузском стиле, сложившемся в свою очередь под влиянием эпохи мавританского искусства в Испании.

(1) Фото – Служба по восстановлению памятников культуры, Сан-Паулу.	(2) Фото – Альмази, Париж.	(3) Фото – Э. Эрвитт. Магнум, Париж.
(4) Фото – Герберт-Стивенс. Изд-во Арто, Париж.		(5) Фото – Г. Гаспарини, Каракас, Венесуэла.

 

Готовность принять «западный» вариант была типичной для опреде­ленных испаноамериканских групп, являющихся явными сторонниками модернизации. К ней побуждало пла­чевное положение, в котором оказа­лась Испания, и та нещадная экс­плуатация, которой она подвергала новые государства. Однако к этому побуждал и тот факт, что начиная с XVI века Испанию и все испанское позорно нарекали «черной легендой», благодаря чему слово «испанское» стало отождествляться с недально­видной реакционной жестокостью. Многие испаноамериканцы отвергали в результате свое испанское наследие.

«Черная легенда» была, возможно, порождением того понятного отвра­щения к чудовищным преступлени­ям, которые совершали испанские конкистадоры на Американских кон­тинентах. Однако даже минимальное уважение к исторической истине дает основание считать, что это про­сто неверно. Конечно, преступления были, и к тому же чудовищные пре­ступления. Но в сравнении с другими преступлениями, совершенными в последующие столетия, они не более чудовищны, чем преступления дер­жав-метрополий, которые по приме­ру Испанской империи сеяли смерть и разрушение во всем мире.

АРАБЕСКИ ИНКОВ.

Купол церкви в Сантьяго-де-Помата — один из наиболее выдающихся образцов стиля «метисов» в андской архитектуре. Между орнаментальными «спицами» купола, образующими главный мотив декора (такие «спицы» — явное подражание андалузской традиции), размещены арабески и спиралеобразные геометрические узоры, типичные для индейского искусства (см. деталь внизу).

Фото – Г. Гаспарини, Каракас, Венесуэла.

 

В завоеваниях, осуществляемых другими западными державами, не было недостатка ни в убийствах, ни в актах разрушения. Однако следует признать, что там не было таких добропорядочных людей, как Барто­ломе де Лас Касас, защищавший права индейцев (см. «Курьер ЮНЕСКО», июль 1975), и такой поле­мики по вопросу о законности захва­тов, которую подняли некогда доми­никанцы и которая всколыхнула Испанскую империю.

Это не означает, что эта точка зрения, поддерживавшаяся незначи­тельным меньшинством, могла одер­жать верх. Но именно им удавалось отстаивать свои взгляды перед самы­ми высокими властями. Их выслуши­вали и с их идеями в какой-то мере считались.

Как заявил чилийский ученый Алехандро Липшутц, «черная леген­да» хуже, чем просто примитивна, она является злобной пропагандой. Она примитивна в силу того, что все империалистические захваты проис­ходили и продолжают происходить до сих пор в столь же ужасной фор­ме».

ПРОФИЛЬ С ПЛЮМАЖЕМ.

Голова, увенчанная пышным султаном из перьев, высечена на двери церкви в Паукарпате, неподалеку от Арекипы (Перу). Это произведение искусства колониальной эпохи, но по стилю оно весьма напоминает некоторые образцы керамики, создававшиеся еще в доколумбовы времена.

 

Лоретт Сежурне, мексиканский археолог, признает: «Теперь совер­шенно ясно, что систематическое об­винение испанцев играет пагубную роль в этой огромной драме, посколь­ку выделяет захват Латинской Аме­рики из всемирного контекста коло­ниализма, являющегося смертельным грехом всей Европы... Ни одна нация не повела бы себя лучше... Напротив, Испанию характеризует здесь одно важное отличие: до настоящего вре­мени она является страной, в кото­рой некогда звучали мощные голоса против акта империалистического за­хвата».

 

ТАЙНА СТАТУИ.

Высеченная на фасаде «Дома кающихся» в Потоси (Боливия), статуя поразительно напоминает барельефы индуистских храмов на острове Элефанта или в Канараке (Индия). Каким образом это «экзотическое» изображение попало в число украшений барочного здания в Андах — неизвестно.

Фото – Г. Гаспарини, Каракас, Венесуэла.

 

 «Черная легенда» была состряпана с единственной целью: дискредитиро­вать Испанию — основную европей­скую державу в XVI веке. Другие державы того времени сговорились занять ее место, и это им в конечном счете удалось. Таким образом, не кто иной, как буржуазия других коло­ниальных держав, явилась изобрета­тельницей «черной легенды».

«Черная легенда» была искусным идеологическим оружием в борьбе между колониальными державами, сопровождавшейся подъемом капита­лизма и продолжавшейся несколько столетий (хотя уже в конце XVII ве­ка ее исход был фактически решен в пользу новых колониальных дер­жав).

В любом случае важно помнить, что в Испании, как и в любой другой стране, существовали не одна, а две культуры: культура господствующего класса и народная; культура угнета­телей и угнетенных. Причем народ­ная культура была живой и подлин­ной, а именно это мы, испаноамериканцы, и отстаиваем.

Однако не многие страны столь полно осознавали эту двойственность, как Испания. Идее внешней двойст­венности (Европа — Испания) пред­стояло стать постоянной темой ис­панской философской мысли и ли­тературы, начиная с заката страны. Эта идея возникла благодаря тому, что Испания была первой среди стран, вставших на путь капиталистического развития и европейской экспансии, и благодаря тому, что Испанию впо­следствии перегнали другие страны, оставив в итоге ее позади себя в ка­питалистическом развитии, но в это развитие некогда и Испания внесла свою лепту.

Знаменитая эпитафия испанского писателя Марьяно Хосе де Ларры наиболее ярко раскрывает это. В сво­ем «Дне поминовения усопших 1836 года» он отметил: «Здесь по­коится половина Испании, павшая от рук другой ее половины».

Не удивительно поэтому, что антииспанская «черная легенда» отражает одну из многочисленных и в то же время неприемлемых форм расизма. Достаточно вспомнить лишь класси­ческое определение: «Африка начи­нается за Пиренеями», которое де­монстрирует отвращение Запада ко всему тому, что не схоже с ним, отли­чие, воплощенное в данном случае в Африке. И здесь опять традиционная Испания предстала в неверном осве­щении, наделенная оскорбительной аттестацией.

Глупой версии о том, что «вечная Испания» в течение веков находилась под игом «неверных» арабов, которых в конце концов ей удалось изгнать с Пиренейского полуострова, сохранив при этом чистоту христианской веры и заслонив Европу от «угрозы му­сульманского варварства», противо­стоит гораздо более глубокая истина: в Испании на протяжении столетий сосуществовали и плодотворно влия­ли друг на друга испанские христиа­не, арабы и евреи.

Но Испания должна была стать не только звеном, связующим христиан­ство с исламом. Она служила также и мостом между Европой и обшир­ным мусульманским миром, в кото­ром влиянию греческой, индийской и персидской культур уже подверг­лись арабы.

В таком случае правомерно ут­верждать, что не только Африка, но с таким же успехом и Азия начи­нается за Пиренеями. Наряду с дру­гими этот фактор помог воскресить угасавшую европейскую культуру.

Алехо Карпентьер любит вспоми­нать о печальной судьбе карибских индейцев, гордого и воинственного народа, пришедшего с берегов Ори­ноко к морю, которому он дал свое имя. Боевой клич этого народа был «Только карибы люди!». Но когда эти люди столкнулись с гордыми и воин­ственными испанцами, завоевывав­шими морские пространства, они обнаружили, что встретили на­род, у которого точно такой же бое­вой клич.

Но морские суда, мечи и кресты испанцев были столь же хрупки, как и стрелы, боевые кличи и каноэ або­ригенов, и они не устояли перед беспощадным развитием капитализ­ма. Испания и ее история были отброшены в сторону со всеми ее достижениями в области философии, искусства, науки, юриспруденции и техники. Даже приобщение европей­цев к Северной и Южной Америке, которому положила начало Испания, было забыто наряду с вывезенным ею из Нового Света золотом и сереб­ром — богатством, которое попало в итоге в алчные руки немецких и генуэзских банкиров, насмешливо на­зывавших гордых испанских аристо­кратов «наши индейцы».

«Тем не менее, — пишет француз­ский историк Пьер Вилар, — Испания Веласкеса еще не утеряла своего авторитета; она вдохновляла класси­ческий французский XVII век». Должны были пройти столетия, преж­де чем новые европейские державы простят Испании это превосходство. И они «простили», прибегнув к «чер­ной легенде».

Нет нужды доказывать, как близ­ка нам, испаноамериканцам, эта другая, демократическая Испания, Испания Лас Касаса и великих доми­никанцев XVI века, защищавших американских индейцев. Испания таких мыслителей, как Вивес и пос­ледователи Эразма Роттердамского в XVI веке: Сервет, Суарес, Фейхоо, Ховельянос и Бланко Уайт, — даже если некоторые из них вынуждены были продолжать свое дело в изгна­нии. Испания писателей, начавших свое творчество после того, как боль­шая часть Латинской Америки доби­лась своей независимости: Ларра, Пи-и-Маргаль, Коста Иглесиас, Кахаль и прежде всего Антонио Мача­до. Испания, чей народ породил целую плеяду американских повстан­цев.

Эта Испания дает нам возмож­ность увидеть сложное и прекрасное созвездие великих имен и произведе­ний: испаноарабское искусство, «Песнь о моем Сиде», плутовской роман, Гарсиласо де ла Вега, Тереса де Хесус, Сервантес, Хуана де ла Крус, Гонгора, Кеведо, Кальдерон, Эль Греко, Веласкес, Гойя, Унамуно, Валье-Инклан, Мачадо, Пикассо, Фалья, Лорка, Бюнюэль.

Так во имя чего же сторонники «черной легенды» пытаются внушить нам, что ужасы испанской реакции должны заставить нас забыть это, другое наше наследие? Есть ли смысл в отречении от культурной традиции только из-за того, что определенные круги в этой стране в какой-то мо­мент сошли с правильного пути? Разве может заставить нас колониа­лизм перестать восхищаться Шекспи­ром, или Вирджинией Вулф, или Бернардом Шоу? Рабле или Мальро? Пушкиным, Толстым или Достоев­ским? Гете или Брехтом? Данте или Павезе?

Право, мы горды тем, что эта, дру­гая Испания принадлежит также и нам, и мы обеднили бы себя, если б отреклись от нее.

Ссылка на оригинальную статью Испанская чёрная легенда