Монголы в Европе


К 1241 г. Батый и его командиры полностью подавили сопротивление княжеств Южной Руси. Однако Западный поход монгольской армии был далек от завершения.

В 1240 г. политическая жизнь в Центральной и Восточной Европе шла своим чередом.

Феодальные правители без устали враждовали за земли и титулы, города отстаивали свои вольности, а церкви и монастыри накапливали богатства.

Слухи, ходившие тогда по Европе, в основном касались борьбы Фридриха II Гогенштауфена, императора Священной Римской империи, с папским престолом.

Совсем недавно, в 1239 г., папа Григорий IX второй раз отлучил Фридриха от церкви, и подданные императора терялись в догадках, какую новую нелепость императору придется совершить, чтобы снять с себя анафему.

До европейских королевств доходили вести о том, что где-то на востоке неведомый народ обрушился на земли русинов, но такие сообщения в основном принимали за шутку или бессмысленный вздор.

Вот только вторжение не было шуткой.

Подавляя всякое сопротивление у себя на пути и превращая древнерусские земли в одно больше пепелище, монгольское войско под руководством Батыя и Субэдэя стремительно двигалось на запад.

Уже в ближайшие месяцы степной ураган обрушится на земли Венгрии и Польши.

Умирая, основатель Монгольской империи Чингисхан завещал своим потомкам покорить все земли вплоть до последнего моря.

Впрочем, исполнить волю великого завоевателя оказалось не так-то просто.

Разгром русских княжеств, упорно сопротивлявшихся степным ордам, а также покорение булгар и половцев сильно задержали Батыя и его командиров.

Только к 1241 г., через пять лет после начала Западного похода, монгольская армия достигла Волынских земель, своеобразных ворот, открывавших путь из Руси в Восточную Европу.

Организованного сопротивления в этом регионе ждать не приходилось: местный князь, Даниил Галицкий, несколько месяцев назад бежал в Венгрию, так что монгольское войско сделало небольшую остановку, используя появившееся время для пополнения припасов. Руководители похода – Батый и Субэдэй – занялись планированием дальнейших операций.

Еще задолго до вторжения в Европу, монгольские шпионы и купцы появились в западных королевствах и занялись сбором сведений о расположении крупных населенных пунктов, путях сообщения и потенциальных противниках.

Монгольские военачальники знали, что самое крупное государственное образование в Европе – Священная Римская Империя – представляет из себя не более чем конгломерат  полунезависимых земель, не способных выставить объединенное войско.

Знали они и о продолжительном конфликте императора Фридриха II с папским престолом из-за Северной Италии.

Фридрих, за свое увлечение науками и экстравагантные выходки получивший от современников прозвище «Stupor mundi», т.е. «Чудо мира», был совсем не заинтересован в организации эффективного сопротивления завоевателям.

Полагая, что монголы не дойдут до границ его империи, Фридрих сосредоточил все свои силы на итальянском направлении, а когда в 1238 г. ему прибыло письмо от Батыя с требованием сдать империю и занять место среди монгольских придворных, он только пошутил по этому поводу, сказав, что с его опытом он хорошо подготовлен лишь для должности ханского сокольничего.

Совсем другую позицию в отношении монгольской угрозы занял король Венгрии Бела IV. 

Границы его государства непосредственно примыкали к русским землям, так что Бела был заранее осведомлен о надвигающейся катастрофе.

Как только боевые действия достигли Южной Руси в сторону Венгрии покатились устрашающе многочисленные толпы беженцев, а вскоре к нему явились Михаил Черниговский и Даниил Галицкий, лишившиеся своих владений за считанные недели. Понимая, что скоро волна нашествия докатится и до него, Бела активно занялся укреплением пограничных регионов, а монгольских послов, прибывших ко двору с требованием подчинения, он верно определил как шпионов – в ставку Батыя они не вернулись.

Решительный настрой венгерского короля убедил монгольских военачальников, что именно его земли должны стать главной целью предстоящей кампании.

Вынашивая планы по вторжению в Восточную Европу, Субэдэй и Батый подготовили поистине грандиозную тактическую операцию с нанесением трех одновременных ударов.

Основные монгольские силы под руководством самого Батыя должны были двинуться напрямую в строну Паннонии – самого центра Венгерского королевства.

Левое крыло было доверено Кадану и Бури. Продвигаясь в междуречье Олт-Серет, а затем вверх по течению Дуная, отряды, ведомые ими, должны были разгромить валашских и трансильванских вассалов Белы IV, не дав им возможности оказать поддержку своему сюзерену.

Правое крыло возглавляли старший брат Батыя — Орда, и сын Чагатая Байдар. Подобно Кадану и Бури, им выпала задача не позволить потенциальным союзникам венгерского короля — польским князьям, тевтонским рыцарям и чешскому королю Вацлаву — прийти на помощь Беле IV.

Амбициозность плана поражала воображение.

Монгольским отрядам предстояло выполнить скоординированные удары на пространстве шириной в 1000 км. Более того, численность сил под началом Батыя к тому моменту сократилась, т.к. многие монголы погибли из-за болезней или в ходе кровопролитных штурмов русских городов.

Общая численность кочевой орды в 1241 г. не превышала 50-55 тыс. человек, из которых около 30 тыс. были сосредоточены на центральном направлении, а остальные – распределены между фланговыми корпусами.

Зимой и весной 1241 г. после небольшого отдыха монголы вновь огромной облавой двинулись к «последнему морю».

Первым европейским королевством, познавшим на себе ярость монгольских орд, оказалась Польша.

В отличие от Венгрии, где в середине 13 в. еще сохранялось подобие эффективной центральной власти, польские земли с каждым годом все больше погружались в пучину политической раздробленности.

После смерти Болеслава III в 1138 г. Польша, как и Киевская Русь, распалась на собрание враждующих княжеств, в каждом из которых правила отдельная ветвь династии Пястов.

Ко времени монгольского нашествия на польскую корону претендовали четыре польских феодала:

Мешко, князь Ополя; Конрад, князь Мазовии; племянник Конрада Болеслав Стыдливый из Сандомира; и самый могущественный - Генрих Благочестивый из Силезии, контролировавший Краков, а потому формально являвшийся польским великим князем.

Двое из них были связаны родственными связями с королем Венгрии Белой.

Бела множество раз предупреждал своих польских родственников об опасности монгольского вторжения, однако князья были слишком заняты внутренними делами. Генрих к тому моменту контролировал добрую половину польских земель и, казалось, был близок к военному триумфу.

Его главный соперник – Конрад Мазовецкий, чьи владения располагались в стороне от магистрального пути завоевателей, ощущал себя в относительной безопасности, а поэтому его совсем не тронули рассказы Михаила Черниговского, укрывшегося у него прежде чем бежать в Венгрию.

В итоге внезапное появление армии Байдара и Орды стало абсолютной неожиданностью для польских князей, с головой погруженных в междоусобную резню.

Понимая, что поляки застигнуты врасплох вестями о вторжении, Орда и Байдар сразу же после пересечения границы перешли к активным действиям.

В феврале 1241 г. монголы сожгли города Люблин и Завихост, по дороге опустошив прилегавшую к ним сельскую местность.

Осторожно продвигаясь вглубь польских земель, монгольские корпуса пересекли замерзшую Вислу по льду, после чего смогли взять и разграбить Сандомир, который защищал малочисленный гарнизон. Отсутствие явного сопротивления и поразительная легкость, с которой Орда и Байдар продвигались на запад, позволили чингизидам действовать малыми отрядами, не опасаясь внезапного нападения.

У Сандомира десятитысячный монгольский корпус разделился: Орда повел своих всадников на север в Мазовию, а Байдар отправился дальше на запад вдоль северного склона Карпатских гор.

Совершая набеги, сжигая селения и привлекая к себе внимание, авангард Байдара через несколько дней достиг Кракова, а затем медленно повернул назад, будто бы возвращаясь в свой лагерь с награбленным и пленными. Решив, что пришло время дать завоевателям отпор,
краковский воевода Владимир, а также сандомирский воевода Пакослав выехали из города со значительными силами и отправились в погоню.

Монголы побросали награбленное добро и обратились в бегство, что дало воеводам ложное чувство безопасности. Полагая, что налетчики больше не вернутся, Владимир поспешил обратно в Краков, однако было уже поздно.

18 марта под Хмельником, всего в 20 км от Кракова, Байдар устроил малопольскому войску засаду.

Владимир, Пакослав и большинство их воинов погибли под градом монгольских стрел. Когда битва подходила к концу, к Кракову подошел отряд монгольской разведки. Последние беглецы с поля боя мчались по городским улицам на запад, а Болеслав Стыдливый спешно уехал в Венгрию со всеми своими богатствами, которые только смог унести.

В то время как горожане готовились покинуть Краков и укрыться в лесах, трубач на крепостной стене продолжал бить тревогу, пока его не поразила монгольская стрела.

В Кракове по сей день вспоминают об этом эпизоде: каждый час трубач из краковской пожарной части играет тревогу на башне Мариацкого костёла, при этом сигнал резко обрывается в память о событиях 1241 г.

Лишенные своих военных лидеров и обескровленные после гибели ополчения под Хмельником, оставшиеся в городе жители малопольской столицы не стали добровольно открывать ворота захватчикам и дали монголам жестокий бой на городских стенах и улицах.

После кровопролитного приступа 28 марта 1241 г. изнуренные оккупанты даже не смогли установить полного контроля над всей территорией Кракова. Горстка ополченцев, укрывшись в храме св. Анджея, так и не сдалась и не была захвачена, сохранив под церковными сводами клочок свободной земли.

Захватив много пленных и не задерживаясь, Байдар повел своих всадников через Рацибуж и Ополе на столицу Силезии Вроцлав, куда должен был подойти и Орда. К тому времени, когда Байдар достиг Вроцлава, горожане уже сожгли свой город и удалились в цитадель.
Орда еще был в пути, и Байдар начал осаду крепости, однако вскоре получил сообщение, что Генрих Благочестивый собирает армию в Легнице и что король Богемии Вацлав I с огромным войском идет к нему на помощь.

Байдар сразу же отказался от осады и, соединившись с корпусом Орды, спешно повел монгольское войско к Легнице.

Чингизидам было критически важно не допустить объединения европейских армий.

Все решали считанные дни.

Именно под Легнице состоялась одна из битв, которая закончилась разгромом союзных сил.

Ожидая подхода богемского войска со дня на день и зная о приближении монгольских отрядов, Генрих расположил свое войско на равнине за городом.

В предшествовавшие недели к нему успели подойти контингенты из его владений в Великой Польше и Верхней Силезии.

Большой отряд, включавший различных иноземных наемников и добровольцев из немецкого и чешского рыцарства, привел Болеслав, сын моравского маркграфа. Кроме того, к Генриху прибыл отряд тамплиеров, а также группа тевтонских рыцарей под командованием прусского ландмайстера Тевтонского ордена Поппо фон Остерна.

Впрочем, большую часть польского войска составляли не рыцари, а плохо обученные пехотинцы, многие из которых даже не имели военного снаряжения. Так, большой отряд добровольцев, собранный баварскими золотопромышленниками из Злотой Гожи, был вооружен не более чем орудиями труда.

В целом армия Генриха могла насчитывать не более восьми тысяч человек. Примерно столько же воинов находилось под командованием
Орды и Байдара.

Как только монгольские авангарды показались вблизи польского лагеря, Генрих разделил свое войско на четыре части и расположил их в традиционном европейском стиле. Авангард польских сил формировали рыцари-наемники, добровольцы, а также горняки из Злотой Гожи под командованием Болеслава Моравского. Усиленный центр польского войска составляли краковцы и рыцари из Великой Польши под командованием брата краковского воеводы Сулислава. Рядом с ними расположились всадники из Ополя под предводительством
опольского князя Мешко, а также тевтонские рыцари во главе с Поппо фон Остерна.

Сам Генрих возглавил третью, резервную линию, которая состояла из воинов из Силезии и французских тамплиеров. Столкнувшись с монгольской военной тактикой, европейские рыцари сначала даже не поняли, что сражение началось. В отличие от рыцарской конницы монголы выполняли перестроения без боевых кличей и труб, а все сигналы передавались визуально, при помощи вымпелов и штандартов.

Любопытно, что хотя общая дисциплина монголов была выше, чем у рыцарей, их построение было более свободным, что затрудняло европейцам точное определение численности противника.

Когда монголы приблизились к польским порядкам, Генрих послал в бой свой авангард под командованием Болеслава. Опустив копья, европейские всадники двинулись вперед, стремясь вступить с противником с рукопашный бой, однако легковооруженные монголы на своих степных скакунах легко отступили и, избегая лобового столкновения, стали окружать рыцарскую конницу, осыпая ее стрелами.
Поняв, что никакой поддержки от других польских формирований они не получат, люди Болеслава прервали атаку и двинулись обратно к польской линии.

Отступление, однако, оказалось крайне тяжелым: погиб и сам Болеслав, и многие его приближенные. Положение выправили только подоспевшие польские арбалетчики. Вторая атака была предпринята Сулиславом и Мешко из Ополя, которые повели в бой основные польские силы. В отличие от предыдущей атаки, наступление польского войска в этот раз началось удачно – после небольших
рукопашных стычек монголы стали откатываться.

Вдохновленные первоначальным успехом, рыцари продолжили атаку, стремясь догнать монголов и обрушить на них всю мощь своего копейного удара. Понимая, к каким потерям может привести подобное лобовое столкновение, монголы продолжали отступать, отстреливаясь по полякам.

Далее произошло необычное событие.

До слуха воинов Сулислава и Мешко стал долетать кличь:

«Бегите! Бегите!».

Как впоследствии выяснилось, его выкрикивал на польском разъезжавший по полю провокатор. Князь Мешко, по всей видимости, принял клич за правду и, увлекая за собой часть своего отряда, стал уходить с поля боя.

Увидев отступление Мешко, Генрих повел в бой свою резервную линию, намереваясь нанести решающий удар по рассредоточенным монгольским всадникам. Впрочем, Байдар парировал действия Генриха, введя в бой свой собственный резерв – подразделения тяжелой копейной конницы, которая у монголов тоже была, хотя и уступала европейскому рыцарству в качестве снаряжения и скакунов.

Полки Генриха и Байдара столкнулись в жестокой рукопашной.

Трещали копья, хлюпала сталь, лязгали доспехи. Исследователи сходятся во мнении, что в тот момент сражения силы сторон были примерно одинаковы и никто не имел преимущества.

В какой-то момент кавалерия Генриха, по всей видимости, стала одерживать вверх над монголами, однако тем все же удалось дезорганизовать поляков и повернуть ход событий в свою сторону.

Существует две версии, каким образом у монголов это получилось.

Польский хронист Ян Длугош приписывает монголам использование колдовства, которое привело к перелому в битве и разгрому европейцев:

«…Была в их войске между иными хоругвями одна огромной величины, а на вершине древка этой хоругви торчало подобие очень уродливой и безобразной головы с бородой. Когда татары в едином порыве уже двинулись назад и приготовились бежать, знаменосец при той хоругви начал сильно размахивать той головой, а из неё сразу стали исходить пар, дым и туман с таким сильным смрадом, что из-за этой разошедшейся между войсками вони, поляки разомлели и едва живы остались, силы их покинули и они стали не способны к бою».

Позднейшие исследователи считали, что здесь мы имеем дело с первым случаем использования химического оружия в боевых целях.
И хотя монголы действительно имели доступ к китайским военным достижениям, в том числе и к пороху, эта версия все равно кажется маловероятной. Более правдоподобная трактовка событий говорит о том, что монголы просто подожгли растения на поле, тем самым
внеся абсолютную неразбериху в ряды польского воинства. В поднявшемся над полем облаке дыма дезорганизованные польские рыцари беспорядочно метались из стороны в сторону, пытаясь найти выход из огненной западни.

Потерявшие связь со своими хоругвями и задыхавшиеся от густого дыма в своих шлемах, всадники один за другим погибали от монгольских сабель. Одновременно освободившиеся монгольские части преодолели дымовую завесу, выехали на беспомощную польскую пехоту и моментально сбили ее.

Сомнений не оставалось: союзная армия была наголову разгромлена.

Тевтонский ландмайстер бежал, но большинство его рыцарей вместе с польской аристократией и тамплиерами остались лежать мертвыми на поле боя.

Генрих попытался спастись с тремя телохранителями, однако группа монголов двинулась за ними, расстреливая одного за другим.
Когда же измученная лошадь Генриха рухнула, он попытался бежать в доспехах, но безуспешно: монгольские всадники догнали его,
отрубили голову и в будущем возили ее на копье под стенами Легницы.

После битвы монголы подсчитали количество убитых врагов, отрезав у каждого по уху и сложив их в девять больших мешков, которые они отправили Батыю. Более точных сведений о потерях в источниках не сохранилось, однако число европейских рыцарей, сложивших головы под Легницей, в было ОЧЕНЬ значительным.

Монгольская победа при Легнице произвела сильное впечатление, но подкрепить её было нечем.

Несмотря на выставленную под городскими стенами голову Генриха, жители Легницы не отрыли ворот монгольскому войску, а последовавший штурм отразили.

По-видимому, тяжелое сражение сильно подкосило боевые возможности корпуса Орды и Байдара. Кроме того, буквально в одном дневном переходе от места битвы находился опоздавший король Вацлав I со своей свежей армией. Все решил только один день и один дневной переход, который монголы успели совершить, а чехи — нет.

Вацлав не стал испытывать удачу и отступил, оставив всю южную Польшу монголам, которые без промедления занялись грабежами и насилием. Но победить в сражении под Легницей не было главной задачей монголов. Ключевой целью кампании по-прежнему оставалась Венгрия, и триумф Байдара лишь обеспечивал безопасность северного фланга основных сил завоевателей.

Кровавая расправа уже над силами Венгерского королевства произойдет лишь спустя 48 часов после победы при Легнице.

Поразительная мобильность монгольских отрядов под командованием Орды и Байдара обескуражила поляков, породив слухи о громадной численности иноземных завоевателей.

На самом же деле в Польше действовала лишь малая часть монгольского войска, а основные силы в это время готовились нанести удар по владениям венгерского короля Белы IV. Батый и Субэдэй были настроены разгромить Белу прежде, чем тот успеет воспользоваться обширными военными возможностями своего королевства.

Исход кампании целиком зависел от стремительности монгольского наступления.

В начале XIII в. венгерское королевство считалось одним из самых могущественных в Европе: его территория простиралась от Адриатического моря до Карпатских гор, а войско славилось своей многочисленностью и боевым опытом.

Впрочем, с монгольскими корпусами Венгрия столкнулась в самый неподходящий момент: в 40-х гг. XIII в. страна находилась в глубоком внутриполитическом кризисе из-за попыток Белы IV восстановить власть и авторитет венгерской короны.

У короля сложились враждебные отношения с вышей аристократией: в детстве Бела стал свидетелем того, как его мать погибла в результате заговора венгерских баронов, а дальнейшая отчужденность от королевского двора превратила его в человека циничного и своенравного.

Взойдя на престол в 1235 г., Бела активно занялся укреплением своей личной власти: начал изымать земельные владения у венгерских баронов; отменил действие Золотой Буллы 1222 г., в которой закреплялись привилегии высшей венгерской знати; а в ходе символической церемонии сжёг все стулья в комнате королевского совета, тем самым заставив своих вассалов стоять в присутствии короля.

Искренняя заинтересованность Белы в процветании своего королевства обеспечила ему широкую народную поддержку, но вот отношения с баронами, чьи контингенты составляли костяк венгерского войска, ожесточились до предела.

Внутренняя ситуация в Венгрии еще больше осложнилась, когда в 1238 г. в Венгрию прибыла орда половцев под предводительством Котяна Сутоевича.

Спасаясь от наседавших монгольских армий, половцы попросили венгерского короля предоставить им убежище в своих землях.

Неожиданное прибытие половцев Бела сперва воспринял как большую удачу: находясь в окружении внутренних и внешних врагов, король отчаянно нуждался в союзниках. Половцев Котяна Бела радушно принял, даровав им земли в Паннонии, а представители половецкой знати пополнили королевскую свиту.

Котян со своей стороны тоже делал все возможное для укрепления нового союза: обратился в христианство, пообещал крестить остальных язычников-половцев, а также выдал свою дочь Елизавету за сына Белы Иштвана.

Впрочем, жители Паннонии – области, где поселились половцы – совсем не разделяли энтузиазма своего короля по поводу резкого роста иммигрантского населения. Большая часть венгерской равнины к тому моменту давно превратилась в сельскохозяйственные угодья, не пригодные для степного скотоводства.

Прибытие 40-тысячной кочевой орды в междуречье Дуная и Тиссы означало незамедлительное вытаптывание посевов и превращение плодородных земель в пастбища.

В средневековых реалиях такой удар по сельскому хозяйству региона неминуемо означал угрозу голода для всего местного населения. Продовольственная проблема, а также переизбыток рабочих рук, сбои в торговле и нарушение общего спокойствия быстро привели к нарастанию социальной напряженности и массовому распространению ксенофобских настроений.

Своих новых соседей жители Паннонии воспринимали не иначе как варваров, чья речь была глупа и неразборчива, жилища – покрыты грязью, а еда – отвратительна на вкус. Стремясь воспользоваться народным возмущением в своих корыстных интересах, венгерские бароны настаивали на изгнании половцев, однако Бела был непреклонен. Зная об опасности скорого монгольского вторжения, король в 1240 г. интенсивно готовил свои владения к обороне: на карпатских перевалах возводились форты и баррикады из поваленных деревьев, а в опорных пунктах комплектовались гарнизонные части.

Отдельная роль в оборонительной стратегии Белы была отведена половцам: если монголы прорвутся через Карпатские горы, половецкая конница окажется единственной силой постоянной боевой готовности. Кроме половцев Котяна Беле не на кого было рассчитывать:

венгерские бароны ненавидели своего короля, император Фридрих II игнорировал его воззвания, а представители папы римского вербовали подданных Белы для крестового похода, вот только не против монголов или мусульман, а против германского императора.

В конце декабря 1240 г. к Беле начали поступать регулярные донесения о наступлении монголов. Король сразу же объявил о сборе феодального ополчения, обязав всех баронов и епископов явиться к нему на военный совет 17 февраля 1241 г.

В назначенный день большая часть армии действительно была собрана, однако, как вскоре обнаружилось, вступать в бой без предварительных уступок со стороны Белы бароны совсем не желали.

На военном совете представители высшей знати сообщили Беле, что тот сам навлек на себя вторжение, предоставив убежище половцам Котяна. Кроме того, бароны заявили, что половцы были монгольской пятой колонной в Венгрии, и вновь стали требовать их изгнания. Бела пошел навстречу своим вассалам и поместил Котяна и других половецких князей под домашний арест в качестве заложников за лояльность половцев.

Однако этого баронам оказалось мало, и шантаж короля возобновился.

В итоге, когда 10 марта к Беле прибыл посыльный с известием, что монголы атакуют Карпатские перевалы, венгерская армия продолжала бездействовать под стенами Пешта. Тем временем на восточных рубежах Венгерского королевства происходили грандиозные события.

Одновременно в нескольких местах монгольские корпуса объявились на карпатских перевалах и легко сломили сопротивление венгерских гарнизонов. Возглавлявшие левое крыло ханы Кадан и Бури в середине марта вступили в Трансильванию и сразу же приступили к тотальному опустошению региона. Картины монгольского нашествия в Трансильвании мало отличались от происходившего тогда в Польше: один за другим монголы сжигали местные города, уничтожая все живое на своем пути.

Как и рассчитывали монгольские военачальники, удар Кадана и Бури сковал силы большинства трансильванских баронов и епископов и не позволил им оказать поддержку Беле. В это время основные силы монгольской армии, возглавляемые Батыем, без серьезных проблем преодолели центральный массив Карпатских гор и спустились в долину Паннонии. Дальнейший путь по равнинной местности проходил в обычном для монголов режиме: селения вырезались, а города, отказавшиеся добровольно сдаваться, подвергались штурму и разорению.

Такая участь постигла Эгер и Кёвешд, но вот вблизи Варадина монголы неожиданно для себя столкнулись с сопротивлением. Местный епископ Бенедек собрал крупные силы и смог одержать победу над одним из монгольских отрядов, однако успех сопутствовал ему недолго.

Монголы собрали вместе своих запасных лошадей, усадили на них чучела и во время очередного столкновения с Бенедеком завели их во фланг сражающимся венграм, спровоцировав паническое бегство. Бенедек сумел спастись вместе с приближенными, однако обычным жителям Варадина повезло куда меньше.

Ворвавшиеся в Варадин монголы устроили на улицах такое побоище, что вскоре вынуждены были покинуть город из-за зловония гниющих трупов. Монгольское наступление развивалось настолько стремительно, что уже 17 марта монгольские передовые отряды под командованием младшего брата Батыя Шибана вышли к Дунаю и овладели городом Вац. Вскоре после этого всадники Шибана появились вблизи Пешта и стали обстреливать стоявшие на месте венгерские полки.

Как сообщают средневековые хроники, калочский архиепископ Угрин весьма тяжело переносил бездействие венгерской армии. Когда монголы в очередной раз подъехали к Пешту, Угрин вопреки повелению короля вышел из города с небольшим отрядом и оправился в погоню за налетчиками.

Погоня, конечно же, окончилась трагически: монголы заманили воинов Угрина в болото, выбраться из которого удалось немногим.

Архиепископ, возвратившись к Пешту с тремя или четырьмя из своих людей, обрушился на Белу с упреками из-за того, что король его не поддержал. Тем временем в Пеште ситуация из плохой постепенно превращалась в катастрофическую.

Даже перед лицом смертельной угрозы Бела и его вассалы отказывались достичь компромисса.

Положение усугубилось, когда в Пешт прибыл заклятый враг Белы IV Фридрих II Бабенберг, герцог Австрии. Будучи одним из претендентов на венгерскую корону, Фридрих под видом помощи собирался как можно сильнее навредить своему политическому оппоненту. Он поддержал баронов, которые отказывались сражаться без уступок со стороны короля, и заявил, что привез с собой неопровержимые доказательства ненадежности половецких союзников Белы.

Как оказалось, по дороге в Пешт он разгромил один из монгольских патрулей, и среди пленных степняков действительно оказалось несколько половцев.

Заручившись благорасположением баронов, Фридрих начал демонстрировать свою воинскую удаль перед солдатами Белы и в ходе одной из стычек собственноручно сразил двух монголов. На этом, впрочем, герцог посчитал свою задачу выполненной и под предлогом неразумности Белы IV уехал обратно в Вену.

Между тем бароны решили прибегнуть к проверенному инструменту придворной борьбы – политическому убийству. Ночью некоторые из них переправились через Дунай в Буду и ворвались в дом, где держали Котяна и других половецких князей. Понимая, к чему все идет, Котян зарезал своих жен, а затем покончил жизнь самоубийством.

Когда же новости о смерти князя достигли лагеря половцев, те пришли в ярость.

В полном отчаянии половцы напали на двигавшийся к Пешту отряд Чанадского епископа Бульзо, а затем переправились через Дунай и в отместку за смерть Котяна стали опустошать сельскую местность и грабить венгерские города. Захватив много драгоценностей, лошадей и скота, половцы затем повернули на юг и двинулись в сторону Болгарии.

Самоуправство баронов лишило Белу самого ценного союзника, однако все же помогло сдвинуть дело с мертвой точки.

Впервые за несколько месяцев Беле удалось выстроить свою армию в боевых порядках под стенами Пешта. Вид многочисленной венгерской армии, по-видимому, настолько поразил Шибана, что тот спешно отступил, отправив донесение Батыю о чуть ли не двукратном превосходстве противника в силах.

Резкую перемену в поведении захватчиков заметили и в венгерском лагере.

Почувствовав слабость противника, Бела и бароны наперегонки устремились в погоню за Шибаном. Решительные действия Белы, по-видимому, застигли врасплох военачальников в монгольской ставке.

Отступление сил Батыя продолжилось и после воссоединения с корпусом Шибана, а сам Батый, как сообщают персидские источники, уединился на высоком холме и два дня провел в усердной молитве.

У чингизидов были все основания взывать к помощи Неба: предстоящее сражение должно было стать самым тяжелым испытанием монгольского войска в Западном походе, его окончательной проверкой на прочность.

К сожалению для венгров, последующая битва ознаменовала уничтожение венгерской армии.

Днем 10 апреля монгольская армия на ускоренном марше подошла к реке Шайо и форсировала ее по единственному мосту у селения Мохи. Правый берег реки порос густым лесом, благодаря чему монгольским военачальникам удалось скрыть свои корпуса от неприятельских разведчиков. Ожидая подхода венгерского войска Батый и Субэдэй заняли позиции на одном из холмов. Полки Белы IV не заставили себя долго ждать.

К вечеру основные силы венгров подошли к Шайо и встали лагерем недалеко от переправы. Король послал вперед свой дозорный отряд, чтобы разузнать о расположении монгольского войска.

Отряд переправился через Шайо по мосту, въехал в заросли и, ничего не обнаружив, вернулся обратно. Отсутствие сведений о неприятеле вынудило Белу принять дополнительные меры предосторожности: он приказал обнести лагерь повозками, а шатры расположить как можно ближе друг к другу. В итоге в расположении венгерского войска создалось такое нагромождение шатров, веревок, телег и лошадей, что свободно передвигаться по лагерю стало практически невозможно.

Батый, внимательно следивший за действиями венгров, был неприятно удивлен размерами венгерской армии.

По современным оценкам, под командованием Белы в тот момент находилось до 30 тыс. человек, хотя встречаются и более высокие оценки. Впервые за долгое время монголы не располагали численным перевесом: из-за трудностей похода и рассредоточенности монгольских сил Батый и Субэдэй имели в своем распоряжении примерно 25 тыс. всадников.

Впрочем, монгольские военачальники посчитали, что для победы этого достаточно и в последних лучах заходящего солнца разработали план предстоящего сражения.

Батый вместе с Шибаном должны были ночью пересечь реку и наутро вступить с венграми в лобовое столкновение, в то время как Субэдэю было доверено исполнение широкого флангового удара. Он должен был форсировать Шайо ниже по течению с помощью связанных плотов, а затем – обрушиться на венгров с неожиданной стороны.

Когда на долину окончательно опустилась темнота, монголы начали приводить свой план в исполнение.

Впрочем, беспрепятственно пересечь реку у Батыя не вышло. Вскоре после выдвижения монголов в венгерский лагерь прискакал перебежчик и сообщил о готовящемся нападении. Не теряя не минуты, брат Белы и герцог Хорватии Коломан со своим отрядом выступил из лагеря в направлении моста через Шайо. За ним последовал со своей свитой архиепископ Угрин. В полночь они подошли к мосту и обнаружили, что часть монголов уже успела переправиться. Венгры тотчас напали на них и, мужественно сражаясь, перебили многих кочевников, а остальных сбросили в реку, так что многие монголы утонули в быстром потоке.

Оставив стражу у моста, венгры в бурном ликовании вернулись в свой лагерь и беззаботно проспали всю ночь. Неудача, однако, не остановила Батыя и незадолго до рассвета монголы нанесли новый удар по мосту.

Европейские хронисты сообщают, что монголы не только осыпали венгерский сторожевой отряд стрелами, но и расположили напротив моста семь осадных орудий, забрасывавших огромные камни на противоположный берег. Отогнав таким образом венгров от Шайо, воины Батыя преодолели мост и заняли боевые позиции напротив венгерского лагеря. Одновременно корпус Шибана обнаружил брод выше по течению и двинулся на соединение с основными монгольскими частями.

С рассветом 11 апреля венграм открылось поле, наводненное великим множеством монголов.

Большинство воинов Белы не сразу осознали опасность своего положения, а поэтому подготовка к сражению в переполненном лагере происходила крайне медленно. Единственными, кто был готов незамедлительно выступить на неприятеля оказались все те же Коломан и Угрин, которые при поддержке тамплиеров смело бросились на вражеские ряды и вновь вступили в сражение со всадниками Батыя.

Венгерские рыцари бились с большой храбростью, однако из-за колоссального численного перевеса противника они вскоре понесли большие потери и с трудом отступили в направлении основных сил.

Возвратившись в лагерь, Угрин стал бранить короля за беспечность, а всех баронов Венгрии обвинять в том, что в столь опасной ситуации они и о своей жизни не подумали, и не позаботились о спасении всего королевства. Когда армия наконец выстроилась в боевых порядках за стенами лагеря, утреннее солнце уже ярко освещало долину. Король Бела скомандовал начать наступление, и по мере того как венгерское войско приближалось к неприятельским порядкам, в монгольском плане стал обнаруживаться серьезный просчет.

Войско Батыя было прижато к реке, что сильно ограничивало возможности для маневра. К тому же Субэдэй все еще наводил мосты ниже по течению Шайо, а поэтому монгольскому войску предстояло вступить в рукопашный бой со всей венгерской армией.

Через некоторое время венгры достигли монгольских позиций и, вступив с противником в лобовое столкновение, стали постепенно теснить всадников Батыя.

Не имея возможности использовать свою мобильность, монгольские подразделения понесли чувствительные потери. Особенно это касалось отрядов в центре монгольской линии, куда пришелся удар Коломана и Угрина. На этом участке венгерские рыцари смогли частично прорвать монгольские порядки и даже добрались до личной гвардии самого Батыя.

По истечении двух часов ожесточенного сражения стало казаться, что монгольское войско скоро дрогнет и обратится в бегство под неудержимым напором венгров.

Наконец, в полдень случилось то, чего с нетерпением ждал Батый: корпус Субэдэя прибыл на поле боя и свежие монгольские отряды начали осыпать венгров дождем стрел. Действия противников кардинально поменялись: теперь монголы перешли в наступление, а венгры стали откатываться. Повального бегства, однако, не произошло: большая часть венгерского войска в полном порядке, хоть и в потрепанном состоянии, вернулась в свой лагерь.

Монголы завладели инициативой на поле боя, однако Батый находился в подавленном настроении.

Фланговый обход занял больше времени, чем ожидалось, и задержка привела к значительным потерям, в которых он теперь винил Субэдэя. Батый был уверен, что если венгры решатся на вылазку, его поредевшие отряды не смогут выстоять и побегут, а поэтому был готов отступить на левый берег Шайо.

Субэдэй, однако, в успехе не сомневался и заявил Батыю следующее:

«Если князья хотят отступить, то пусть возвращаются. Пока я не дойду до города Пешт на реке Дунай — не вернусь!».

Приблизительно во втором часу дня монголы окружили венгерский лагерь и приступили к его систематическому обстрелу. Особенно высокий эффект имела стрельба горящими боеприпасами – венгерские шатры стояли так близко друг к другу, что пожар легко распространялся по лагерю. Одновременно монгольские всадники подъезжали к лагерным заграждениям, стараясь поджечь и их.

Венгры, видя, что они со всех сторон окружены вражескими отрядами, лишились благоразумия и уже совершенно не понимали, ни как развернуть свои порядки, ни как поднять людей на сражение.

В какой-то момент монголы подвезли к лагерю еще и катапульты и стали забрасывать в лагерь снаряды с нефтью, порохом и прочими горючими веществами. Сообразив, что дело плохо, герцог Коломан, архиепископ Угрин и тамплиеры попытались перейти в последнюю контратаку. Их немногочисленные отряды очень скоро были смяты, а тяжелораненые Коломан и Угрин вернулись в лагерь. Часть венгерского воинства погибла от стрел, а остальные, так и не получив приказов, обратились в повальное бегство. Повсеместно венгры пытались выбраться из западни, но путь им преграждали упавшие палатки и веревки от них, так что в образовавшейся давке многие венгры погибли по вине своих же соратников.

Понимая, что уничтожение загнанного в ловушку противника может обернуться дополнительными потерями, монголы нарочно создали в своем кольце брешь, через которую венгры могли бы покинуть лагерь. Отчаявшиеся воины Белы бросились в образовавшееся окно, однако их и здесь поджидала лишь смерть: когда колонна беглецов растянулась, легковооруженные монгольские всадники получили возможность выцеливать венгров по одиночке.

В конце концов вся дорога на Пешт оказалась усеяна мертвыми телами.

Беле IV повезло: он смог оторваться от монгольской погони, сменив по пути несколько лошадей. Герцог Коломан последовал за Белой, однако вскоре после сражения скончался от полученных ран. Архиепископ Угрин погиб в одном из болот от монгольской стрелы.

Битва на реке Шайо была полным разгромом для венгров.

Источники не сообщают точные данные о потерях, но можно предположить, что не менее половины воинов Белы погибли в ходе сражения и последовавшей погони.

Урон монгольской армии тоже оказался крайне внушительным – около 3 тыс. Разгром венгерского войска в битве на реке Шайо стал очередным триумфом монгольского военного искусства. Тем не менее, победу омрачало одно обстоятельство: в сражении выжил король Бела Четвертый, который бежал в Австрию к своему недругу Фридриху II.

Из Вены король начал засыпать западных правителей паническими письмами с просьбами о помощи. В свою очередь для Батыя дальнейший путь в центральную Венгрию оказался открыт: не пройдет и двух недель, как венгерские города на Дунае познают на себе всю мощь монгольского воинства.

Монгольские победы при Легнице и Шайо, отстоявшие друг от друга всего на два дня, стали кульминацией Западного похода монгольской армии. Сопротивление европейских армий было сломлено, а те, кому повезло уцелеть, без оглядки бежали на запад от свирепой степной орды.

Король Венгрии Бела IV, только что потерпевший катастрофическое поражение от монголов, спешно прибыл в Вену, где надеялся переждать ураган из степей.

В это время монгольское войско неумолимо двигалось вперед. Недалек был час, когда монгольские штандарты окажутся под стенами Пешта, Эстергома и других венгерских городов на Дунае.

Европейские хроники того времени перенасыщены информацией о великом страхе, охватившем Европу после прибытия вестей о поражении под Легницей и Шайо.

Торговые операции прекратились, люди бросали имущество и покидали насиженные места. По Священной Римской империи стали распространяться небылицы о степных завоевателях: одни принимали степняков за потерянные колена Израиля, другие – связывали их появление с пророчеством о Гоге и Магоге. Беглецы из Польши и Венгрии рассказывали о монголах как о «сынах ада» с собачьими лицами, которые издеваются над своими жертвами и питаются телами мертвецов.

Столь очевидная и близкая угроза совсем не вызвала в Европе прилива мужества и единения сил.

Несмотря на все старания Белы, его переписка с папским престолом фактически закончилась ничем: папа лишь разрешил проповедовать крестовый поход против монголов. Одновременно Бела обратился за помощью к императору Фридриху II и даже обещал стать его вассалом, если тот поможет Венгрии в борьбе против степняков.

Однако Фридрих, предчувствовавший скорую победу над папством, и не думал уходить из Италии. Вскоре он собрал большую армию, которую в июне 1241 г. двинул прямиком на Рим. Против монголов Фридрих послал своего тринадцатилетнего сына Конрада, который должен был стать предводителем крестового похода. 19 мая Конрад «принял крест» в Эсслингене, где неспешно стало собираться «воинство христово».

Остальные европейские владыки с вниманием смотрели на просьбы венгерского короля о помощи, но с реальными действиями временили. Противостояние с монголами многими воспринималось как дело одной только Венгрии, за пределы которой захватчики пока не выходили.

Венецианцы, например, гордились тем, что благородство не позволило им нанести удар в спину венграм – напасть на них, пока Венгрия сражается с язычниками. Венецианский хронист, а впоследствии – дож Андреа Дандоло писал по этому поводу следующее:

«Лишь из внимания к христианской вере венецианцы не причинили тогда венгерскому королю вреда, хотя многое могли против него предпринять».

Другой ближайший венгерский сосед не был столь изысканным в вопросах веры и чести.

Фридрих II, герцог Австрии, просто захватил в плен несчастного Белу и потребовал выкуп в 10 тысяч марок.

Эта сумма значительно превышала стоимость всего имевшегося у Белы имущества, включая драгоценности и корону.

Бела мог лишь пообещать выплату в будущем, и Фридрих в качестве залога потребовал у Белы три западных венгерских комитата - Шопрон, Мошон и Пожонь. Однако установить свою власть в этих регионах Фридриху так и не удалось.

Когда его солдаты овладели Дьером, опустошение сельской местности настолько разозлило местных жителей, что они сожгли лагерь австрийцев и вынудили их покинуть город. В свою очередь, жители Братиславы попросту не открыли ворот войскам Фридриха.

Все эти события происходили в период продолжавшегося разорения венгерского государства.

Но несмотря на пассивность «союзников», разгром королевской армии и исчезновение военных руководителей, сопротивление обычных людей внутри страны продолжалось. Когда отступавшие рыцари провозили через Пешт тяжелораненого хорватского герцога Коломана, тот призывал горожан не оказывать сопротивления интервентам и положиться на их добрую волю.

Однако жители не последовали совету.

Они не открыли ворота и выдержали трехдневный штурм, после чего все были вырезаны.

Взятие Пешта поставило точку в очередном монгольском блицкриге, результаты которого жарко обсуждались на большом военном совете чингизидов. Царевичи и военачальники разбирали по полочкам действия различных соединений и командиров.

Были отмечены заслуги Шибана, а также старшего сына Батыя Сартака, который возглавлял монгольский передовой отряд во время схватки за мост на Шайо.

Впрочем, на совете не обошлось и без конфликта.

Батый был вне себя от гибели своего племянника Бахату во время неудачно проведенной операции по захвату моста, а поэтому хан вновь упрекнул Субедея в задержке. Биограф Субэдэя так передает ответ семидесятилетнего полководца:

«Чжуван хотя знал, что в верхнем течении мелководье, все равно завладел мостом, чтобы переправиться и сразиться, не узнав, что я в нижнем течении еще не завершил связывание плотов. А сегодня говорит, что я опоздал, и думает, что именно в этом причина».

Батый, по-видимому, не решился вступать в спор с умудренным опытом Субэдэем и позже на пиру признал его заслуги, заявив следующее:

«Все, что захватили в то время, — это заслуга Субэдэя!».

Летом 1241 г. Батый дал своим воинам небольшой отдых, в течение которого крупных операций не производилось. Вполне возможно, хан ожидал возвращения корпуса Орды и Байдара, весной разоривших Польшу. После победы под Легницей чингизиды направили свои полки в Моравию.

О боевых действиях в этих краях сохранилось мало достоверных сведений.

Известно, что монголы воевали в районе Опавы и Оломоуца. В дальнейшем путешественник Плано Карпини отмечал, что Моравия была разорена «на глубину четырехдневного перехода», хотя большинство городов все же остались в целости. Покинув Моравию в апреле 1241 г., монголы приступили к покорению Словакии, являвшейся тогда частью венгерского королевства. Здесь Орда и Байдар оставались вплоть до декабря 1241 г. и даже пытались наладить административное управление регионом.

Однако количество воинов, вернувшихся из Польши, было невелико, а поэтому, как и в Моравии, монголы не смогли захватить ни одного значимого города. Так, в Словакии монголам не покорились Братислава, Тренчин и Нитра. В конце 1241 г. наступил благоприятный момент для продолжения экспансии.

Река Дунай редко замерзает, однако суровой зимой 1241-42 гг. на Европу опустились сильные холода, из-за чего Дунай покрылся толстым слоем льда и перестал быть препятствием для монголов.

В декабре основная часть монгольской армии подступила к Эстергому.

Этот богатый город был тогда одним из ведущих торговых центров Восточной Европы. Его архиепископ носил титул примаса Венгрии – главного церковного авторитета в королевстве, а городской замок часто служил резиденцией короля и его двора.

Монголы согнали множество пленных для того, чтобы землёй и их телами засыпать ров Эстергома, в то время как по крепостным стенам днем и ночью били сразу 30 камнеметов.

Жители стойко оборонялись, а когда стало ясно, что им не удержаться, решили не оставлять захватчикам ничего ценного и уничтожить свое имущество. Были сожжены все склады товаров, все драгоценности зарыты в землю, а лошади перебиты. Город пал после продолжительных кровопролитных уличных боев, и взбешенный Батый приказал растерзать тех, кто выжил.

Однако и после этого монголам не удалось захватить цитадель Эстергома, в котором засел отряд арбалетчиков во главе с испанцем Симеоном. В это время Кадан переправился через Дунай у Пешта, и атаковал Буду, используя огнеметные машины. Активное применение зажигательных снарядов подтверждает свидетельство хрониста Фомы Сплитского, который писал, что «город монголы сожгли до того как взяли».

Впрочем, завоевательный заряд монголов ослабевал на глазах.

Сохраняя за собой принципиальную победу, монголы все чаще упускали частые случаи сопротивления. Захватчикам не удавалось захватить даже такие небольшие укрепления, как монастырь св. Мартина Паннонского возле Дьера, не говоря уже о крупных городах, подобных Секешфехервару, не открывшему ворот степным корпусам.

Несмотря на тяжесть похода и отдельные неудачи, монгольское войско продолжало двигаться вперед. Вскоре передовые монгольские отряды вступили на территорию Священной Римской империи и стали грабить австрийские земли.

Однако в марте 1242 г. произошло непредвиденное событие:

из далекой Монголии к Батыю прибыл гонец и сообщил о том, что десятью неделями ранее скончался Великий хан Угэдэй.

По закону это обязывало всех чингизидов явиться в Коренной улус для участия в курултае, где им предстояло провозгласить нового повелителя. К тому же монгольские войска к тому моменту были сильно истощены, а потому смерть Великого хана стала для Батыя подходящим предлогом для отхода в степи.

Весной 1242 г. монгольское войско достигло пределов своей экспансии в Европе: к границам Священной Римской империи монгольские штандарты больше никогда не вернутся.

Выкупившись из австрийского плена, король Бела в мае 1241 г. осел в Загребе, где всё лето ожидал дальнейших действий захватчиков. Заметив оживление монголов в начале зимы, он отправил свою жену и сына в Далмацию, а вскоре и сам прибыл туда. Первоначально король планировал укрыться в Сплите: город располагал сильными укреплениями и крупным гарнизоном.

Однако, из-за подозрений в измене, Бела не решился вступить в Сплит и избрал себе другое укрытие – расположенный неподалеку город Трогир.

Здесь король пробыл до марта 1242 г., когда монгольское войско начало отход из Европы.

Впрочем, несмотря на разгром венгерской армии на реке Шайо и взятие Эстергома, завоевание Венгрии не могло считаться успешным, пока был жив законный правитель. На поимку Белы Батый отправил в Далмацию корпус Кадана, который должен был по дороге разорить все земли на побережье Адриатического моря.

Пройдя вдоль северного берега озера Балатон, армия Кадана быстро двинулась в Хорватию. Известие об их приближении спровоцировало панику среди местного населения, которое поспешило укрыться в горах и лесах. По пути в Загреб монголы, по-видимому, встречали ограниченное сопротивление. Крепость Кальник устояла, однако остальные селения в округе подверглись погрому. Археологические находки в этой местности указывают на кратковременный перерыв в использовании местных кладбищ как раз примерно в середине XIII века.

К тому моменту, когда монголы достигли Загреба, Кадан получил сведения о бегстве Белы.

Столицу Хорватии это, впрочем, не спасло от разорения: большая часть Загреба, включая собор в верхнем городе, была разрушена до основания. Дальнейший поход по адриатическому побережью стал для корпуса Кадана тяжелым испытанием.

В горной местности Далмации практически отсутствовал подножный корм для монгольских лошадей.

Чтобы ускорить движение своих полков, Кадан даже приказал казнить большое количество пленных венгров.

В районе Сплита и Трогира Кадан оставался весь март 1242 г. К Сплиту монголы подходили несколько раз, но так и не решились на штурм. Решив, что Бела укрылся в горной крепости Клис, расположенной недалеко от Сплита, монголы начали её штурмовать.

Но как только выяснилось, что венгерского правителя здесь нет, они отказались от штурма и двинулись в направлении Трогира.

Получив известия, что монголы выступили против него, Бела, опасаясь оставаться в городе, сел на корабль с намерением наблюдать за передвижением врага на расстоянии. Однако его беспокойство оказалось напрасным: разведчики Кадана вскоре обнаружили, что узкая полоса земли, отделяющая город от материка, непроходима из-за большого количества ила.

В итоге, так и не взяв ни одного города в Далмации, Кадан покинул ее и двинулся далее вдоль побережья. В апреле 1242 г. монголы смогли овладеть хорошо укрепленным городом Котор, но вот Дубровник даже не пытались штурмовать. Весной-летом 1242 г. их уделом были грабежи сельского населения и захваты небольших городков. Большая часть территории, куда вступали всадники Кадана, находилась под сербским сюзеренитетом, однако никаких сведений о реакции Стефана Владислава I, сербского правителя, в источниках не сохранилось.

Можно предположить, что он не осмеливался противостоять захватчикам в открытом бою.

Сведения отсутствуют и о действиях Кадана в самой Сербии.

Известно только, что Кадан в конце концов объединил силы с Батыем в Болгарии. Предполагается, что захватчики следовали от побережья Адриатического моря до реки Дрина, а оттуда - на Сердику через Призрен и Ниш. Нападение монголов в самое сердце сербского королевства не преследовало завоевательных целей, а поэтому разрушения почти не оставили археологического следа. Примерно в это же время отступавшие основные силы Батыя штурмом взяли Белград, расположенный к северу от линии движения Кадана.

После этого обе армии вступили на территорию Болгарского царства.

В 40 гг. 13 в. Балканы переживали период политической нестабильности.

Столетиями этот регион был экономическим центром и военным оплотом Византийской империи. Все изменилось в 1204 г., когда войско крестоносцев, изначально направлявшееся в Святую Землю, объявилось под стенами Константинополя, завладело мегаполисом и подвергло его невиданному погрому. Империя раздробилась на несколько отдельных государств: Латинскую империю во главе с бывшими крестоносцами, Второе Болгарское царство, Никейскую империю, Эпирское царство и другие.

Буквально сразу же после падения Константинополя в регионе началась борьба всех против всех, и к приходу монголов осколки Византии оказались настолько истощены многолетними распрями, что практически не имели сил для сопротивления.

Разорение монголами Болгарии является одним из самых туманных эпизодов Западного похода.

Несколько источников упоминают о действиях Батыя и Кадана в Болгарии, однако ни один не дает исчерпывающих сведений о событиях. Все, что есть в распоряжении – это отдельные упоминания о взятии крупных болгарских городов – Тырнова и Анхиалоса, а также археологические свидетельства разрушений в Червене, Преславе, Варне и других населенных пунктах.

Французские хроники сообщают, что болгарский царь Иван Асень II смог разгромить монголов на одном из перевалов, однако современные исследователи высказывают сомнения по этому поводу.

Как бы то ни было, Иван Асень быстро осознал несопоставимость сил и признал себя монгольским данником.

Последнее столкновение в ходе Западного похода произошло вблизи Константинополя.

По сообщению анонимного австрийского хрониста, латинский император Болдуин II выступил против завоевателей, победил их в первом бою, но потерпел поражение во втором.

Скорее всего, сражение все-таки было одно, и в ходе него монголы применили обыкновенную тактику ложного отступления.

Покинув пределы Латинской империи и Болгарии, монголы наконец устремились обратно в степи.

Семилетний Западный поход завершился.

Итоги...

Европейский поход монгольской армии привел к масштабному опустошению восточноевропейских королевств. Как и на Руси, большинство крупных городов были сожжены, торговля – нарушена, а сельскохозяйственные угодья – вытоптаны степной конницей. Без сомнения, монголы увезли с собой колоссальный объем награбленных богатств, однако в стратегическом плане поход Батыя не достиг своей главной цели.

Дойти до последнего моря монгольским армиям не удалось, а разоренные Польша и Венгрия так и не стали частью Монгольской империи.

И хотя в будущем их земли вновь познают на себе степной ураган, целью этого урагана будет не более чем обычный грабеж.

Монгольское вторжение ничему не научило европейских феодалов.

Польские князья продолжат сражаться за Краков, втягивая соседей в свои конфликты. Активным участником польской грызни станет Даниил Галицкий. Вскоре после ухода монголов он вернётся в свои земли и в короткие сроки покончит с сопротивлением местного боярства.

Его западные соседи - Бела IV и Фридрих II начнут с утроенной силой мстить друг другу за прошлые обиды.

Беле IV была уготована отдельная роль в истории венгерского государства. За несколько лет, последовавшие после нашествия, он сумеет восстановить экономику и военную мощь всего королевства, за что впоследствии его назовут «вторым основателем Венгрии».

Теги к статье

Интересное История

Поделиться статьёй и ссылки

Комментарии

 

    Вы должны авторизоваться, чтобы оставлять комментарии.

    Для авторизации - кликните ЗДЕСЬ

    Мятежная луна. Никакая

    При просмотре фильма меня накрывал самый настоящий «испанский стыд»... Не зря Дисней отказал Снайдеру, ой не зря.

    Slow, Love, Slow

    Самая истинная любовь не нуждается в словах, требованиях или обещаниях. Это безмолвная территория, и абсолютно безусловная.

    Gamergate. Противостояние

    Если вдруг кажется, что игры, фильмы или сериалы делаются под одну кальку - то Вам это не кажется.

    Трудности перевода

    Что тут сказать... Можно отлично выучить английский и ВСЁ РАВНО не понять - ЧТО ИМЕЛОСЬ В ВИДУ.

    Редкие и малоизвестные виды рыб

    Сегодня открыто и описано около 30 тысяч видов рыб. Некоторые из них могут похвастаться такой необычной внешностью, что с трудом верится, что это действительно рыбы.

    Похожие статьи